Войнописец и его резюме - 19
May. 1st, 2018 02:02 pm![[personal profile]](https://www.dreamwidth.org/img/silk/identity/user.png)
Рутины дней
По сути, преобразования, случившиеся с Пруссией с 1806 по 1815 год, были революцией - по масштабу изменений и по их быстроте. И поскольку более всего изменилась армия, то как только настал мир - началась реакция, обычный процесс окостенения и свертывания революций, и сильнее всего она проявилась именно в армии. Под раздачу, естественно, попадали те, кто совсем недавно был незаменим на поле боя, но теперь откровенно скучал и тяготился мелочной рутиной "орднунга унд дисциплинена", наводить которую в войска хлынули неизвестные доселе герои...

Карл фон Хаке (тыц)
Сразу после окончания войны Пруссия была разделена на семь военных округов, которые в случае войны должны были выставить корпуса. Гнайзенау был назначен командующий Рейнского округа со штабов в Кобленце и наконец-то смог вытребовать себе "друга сердешного" Клаузевица в начальники штаба. Но счастье было недолгим - в апреле 1816 года Гнайзенау, на которого активно набросились "охранители" при дворе как на "непруссака, якобинца и пронунсиаментатора" (появился даже мем, намекавший на опасность, исходящую от неудобного генерала - "лагерь Валленштайна в Кобленце"), подал в отставку. Король сделал "ход мерином" - отставку не принял, но объявил об этом спустя время, за которое назначил нового командующего Рейнским округом, генерал-майора Карла Георга Альбрехта Эрнста фон Хаке, который хоть и был боевым командиром, но прославился злобно-параноидальной страстью к "дисциплинену", на почве чего обожал тиранить подчиненных.
Клаузевиц страдал душевно и физически (у него начались приступы подагры), изливая желчь в письмах Гнайзенау: "В Берлине большинство так называемого хорошего общества состоит из бывших сторонников подчинения Франции, и эти последние задают здесь тон. Мы же и прочие здесь на счету как якобинцы и революционеры. Они говорят, что уже давно разгадали, кто мы такие, и потому-то так старательно работали все время против наших планов". И жаловался, что вынужден вести себя как "дрессированный пудель": "Я напоминаю старую почтовую клячу, впряженную в повозку штаба корпуса, да и последняя очень смахивает на почтовую карету, в которой перевозится очень много хлама, не покрывающего своей ценностью издержек перевозки".

Гнайзенау при параде (тыц)
В 1818 году ситуация снова поменялась - Фридрих Вильгельм внезапно понял, что в случае смерти уже вельми немолодого Блюхера ("старику Вперед" было 77 лет, и помрет он в следующем 1819-м) у него нет подходящей кандидатуры на пост главнокомандующего, "если завтра война" (не скандалист же и "предатель" Йорк!). Кроме Гнайзенау - и потому его лучше "держать еще ближе". Генерал от инфантерии был назначен в Королевский совет и получил пост губернатора Берлина. Воспользовавшись новым взлетом своих акций, "прусский Август" не забыл и о бедном друге - в сентябре 1818 года Карл фон Клаузевиц получает наконец-таки чин генерал-майора. Сделать это было тем легче, что пришла неожиданная "подмога" из России - в связи с пятилетним юбилеем 1812 года царь наградил многих участников тех событий и не забыл о прусском штабисте, произведя 23 января 1817 года Клаузевица в кавалеры ордена св. Георгия 4-й степени. Фридрих Вильгельм III, дабы сделать своему кузену "приятное", даже назначил новоиспеченного генерал-майора комендантом Аахена, когда там проходил очередной конгресс Священного союза (20 сентября - 22 ноября 1818 года).
После окончания конгресса наш герой получает новое назначение - директором Общей военной школы (а затем академии) в Берлине. Плюсы - прощание с Рейнским округом и Хаке (хотя, как выяснилось, совсем ненадолго - в 1819 году такой незаменимый кадр будет назначен военным министром вместо другого приятеля Клаузевица, фон Бойена) и Гнайзенау в одном городе, минусы - оказалось, что должность директора чисто административно-хозяйственная, совсем отделенная от процесса преподавания, и генерал снова очутился в амплуа "везущего повозку с большой кучей хлама". Впрочем, должность давала хотя бы материальную и служебную независимость, и Клаузевиц провел в ней следующие 12 лет своей жизни.

Здание Прусской военной академии на Унтер-ден-Линден
Это были довольно унылые годы - Гнайзенау продолжали подозревать в "якобинстве" и ничего не доверяли, держа как "запасную шубу" в шкафу. Он сохранил только жалованье и титул губернатора Берлина, удалившись в поместья, где вел жизнь латифундиста и воспитывал внуков - детей его дочери Агнес и сына Шарнхорста (их мать умерла в 1822 году, а отец мотался по службе, и ребенки росли у деда с бабкой). В 1825 году король по случаю 10-летия победы у Ватерлоо даровал ему жезлу генерал-фельдмаршала, но негласный надзор и перлюстрацию переписки не отменил (читая оные, "охранители" наконец-то узнали, что былой либерализм улетучился, превратив Гнайзенау в обычного старого немецкого консерватора).
Клаузевиц тоже откровенно скучал на своей "академической работе". Он так и не пристрастился к "высшему свету", испытывая ненависть к гражданским чиновникам: "Я никогда не был врагом гражданских чиновников, но старея, я чувствую, что становлюсь им: у этих филистимлян столько тщеславия, спеси и мелочности, что есть от чего придти в отчаяние". Подруга его жены Элиза фон Бернсторф пишет об этом периоде: "Говорил ли он по незначительному или крупному вопросу, его слушали всегда охотно. Он умел своим острым рассудком все классифицировать и привести в порядок и ясность; все затронутые им темы получали яркое освещение. Если ему не мешало настроение и какие-либо соображения, его речь текла плавно, а язык его был благороден, чист и точен; голос был сильный и приятный. Посмертное издание его сочинений показывает, что он, конечно, мог говорить исчерпывающим образом о войне и военном искусстве. Он также был очень искушен в политических вопросах, но высказывался лишь сдержанно и осторожно. Еще более сдержан он был в вопросах о своем прошлом. Если бы препятствие заключалось здесь только в благородной скромности, то друзья сумели бы его преодолеть. Однако, всякое внимание к пережитым им бедствиям обидело бы его сверхнежные чувства. Его гордость не позволяла ему говорить о превратностях, с которыми он имел дело в молодости".
Немного помогло в этом отношении официальное производство всех трех братьев Клаузевицей (Фридрих Вольмар и Вильгельм Бенедикт стали генерал-майорами в 1818 и 1828 году соответственно) в дворяне 30 января 1827 года - теперь они перестали быть самозванцами и могли на законных правах носить приставку "фон" и передавать ее детям. Ну а на самом деле спасался и утешался "братец Карл" в Берлине только одним - наконец-то он получил время и возможность много писать (хоть и в стол), каковою сразу и воспользовался...
По сути, преобразования, случившиеся с Пруссией с 1806 по 1815 год, были революцией - по масштабу изменений и по их быстроте. И поскольку более всего изменилась армия, то как только настал мир - началась реакция, обычный процесс окостенения и свертывания революций, и сильнее всего она проявилась именно в армии. Под раздачу, естественно, попадали те, кто совсем недавно был незаменим на поле боя, но теперь откровенно скучал и тяготился мелочной рутиной "орднунга унд дисциплинена", наводить которую в войска хлынули неизвестные доселе герои...

Карл фон Хаке (тыц)
Сразу после окончания войны Пруссия была разделена на семь военных округов, которые в случае войны должны были выставить корпуса. Гнайзенау был назначен командующий Рейнского округа со штабов в Кобленце и наконец-то смог вытребовать себе "друга сердешного" Клаузевица в начальники штаба. Но счастье было недолгим - в апреле 1816 года Гнайзенау, на которого активно набросились "охранители" при дворе как на "непруссака, якобинца и пронунсиаментатора" (появился даже мем, намекавший на опасность, исходящую от неудобного генерала - "лагерь Валленштайна в Кобленце"), подал в отставку. Король сделал "ход мерином" - отставку не принял, но объявил об этом спустя время, за которое назначил нового командующего Рейнским округом, генерал-майора Карла Георга Альбрехта Эрнста фон Хаке, который хоть и был боевым командиром, но прославился злобно-параноидальной страстью к "дисциплинену", на почве чего обожал тиранить подчиненных.
Клаузевиц страдал душевно и физически (у него начались приступы подагры), изливая желчь в письмах Гнайзенау: "В Берлине большинство так называемого хорошего общества состоит из бывших сторонников подчинения Франции, и эти последние задают здесь тон. Мы же и прочие здесь на счету как якобинцы и революционеры. Они говорят, что уже давно разгадали, кто мы такие, и потому-то так старательно работали все время против наших планов". И жаловался, что вынужден вести себя как "дрессированный пудель": "Я напоминаю старую почтовую клячу, впряженную в повозку штаба корпуса, да и последняя очень смахивает на почтовую карету, в которой перевозится очень много хлама, не покрывающего своей ценностью издержек перевозки".

Гнайзенау при параде (тыц)
В 1818 году ситуация снова поменялась - Фридрих Вильгельм внезапно понял, что в случае смерти уже вельми немолодого Блюхера ("старику Вперед" было 77 лет, и помрет он в следующем 1819-м) у него нет подходящей кандидатуры на пост главнокомандующего, "если завтра война" (не скандалист же и "предатель" Йорк!). Кроме Гнайзенау - и потому его лучше "держать еще ближе". Генерал от инфантерии был назначен в Королевский совет и получил пост губернатора Берлина. Воспользовавшись новым взлетом своих акций, "прусский Август" не забыл и о бедном друге - в сентябре 1818 года Карл фон Клаузевиц получает наконец-таки чин генерал-майора. Сделать это было тем легче, что пришла неожиданная "подмога" из России - в связи с пятилетним юбилеем 1812 года царь наградил многих участников тех событий и не забыл о прусском штабисте, произведя 23 января 1817 года Клаузевица в кавалеры ордена св. Георгия 4-й степени. Фридрих Вильгельм III, дабы сделать своему кузену "приятное", даже назначил новоиспеченного генерал-майора комендантом Аахена, когда там проходил очередной конгресс Священного союза (20 сентября - 22 ноября 1818 года).
После окончания конгресса наш герой получает новое назначение - директором Общей военной школы (а затем академии) в Берлине. Плюсы - прощание с Рейнским округом и Хаке (хотя, как выяснилось, совсем ненадолго - в 1819 году такой незаменимый кадр будет назначен военным министром вместо другого приятеля Клаузевица, фон Бойена) и Гнайзенау в одном городе, минусы - оказалось, что должность директора чисто административно-хозяйственная, совсем отделенная от процесса преподавания, и генерал снова очутился в амплуа "везущего повозку с большой кучей хлама". Впрочем, должность давала хотя бы материальную и служебную независимость, и Клаузевиц провел в ней следующие 12 лет своей жизни.

Здание Прусской военной академии на Унтер-ден-Линден
Это были довольно унылые годы - Гнайзенау продолжали подозревать в "якобинстве" и ничего не доверяли, держа как "запасную шубу" в шкафу. Он сохранил только жалованье и титул губернатора Берлина, удалившись в поместья, где вел жизнь латифундиста и воспитывал внуков - детей его дочери Агнес и сына Шарнхорста (их мать умерла в 1822 году, а отец мотался по службе, и ребенки росли у деда с бабкой). В 1825 году король по случаю 10-летия победы у Ватерлоо даровал ему жезлу генерал-фельдмаршала, но негласный надзор и перлюстрацию переписки не отменил (читая оные, "охранители" наконец-то узнали, что былой либерализм улетучился, превратив Гнайзенау в обычного старого немецкого консерватора).
Клаузевиц тоже откровенно скучал на своей "академической работе". Он так и не пристрастился к "высшему свету", испытывая ненависть к гражданским чиновникам: "Я никогда не был врагом гражданских чиновников, но старея, я чувствую, что становлюсь им: у этих филистимлян столько тщеславия, спеси и мелочности, что есть от чего придти в отчаяние". Подруга его жены Элиза фон Бернсторф пишет об этом периоде: "Говорил ли он по незначительному или крупному вопросу, его слушали всегда охотно. Он умел своим острым рассудком все классифицировать и привести в порядок и ясность; все затронутые им темы получали яркое освещение. Если ему не мешало настроение и какие-либо соображения, его речь текла плавно, а язык его был благороден, чист и точен; голос был сильный и приятный. Посмертное издание его сочинений показывает, что он, конечно, мог говорить исчерпывающим образом о войне и военном искусстве. Он также был очень искушен в политических вопросах, но высказывался лишь сдержанно и осторожно. Еще более сдержан он был в вопросах о своем прошлом. Если бы препятствие заключалось здесь только в благородной скромности, то друзья сумели бы его преодолеть. Однако, всякое внимание к пережитым им бедствиям обидело бы его сверхнежные чувства. Его гордость не позволяла ему говорить о превратностях, с которыми он имел дело в молодости".
Немного помогло в этом отношении официальное производство всех трех братьев Клаузевицей (Фридрих Вольмар и Вильгельм Бенедикт стали генерал-майорами в 1818 и 1828 году соответственно) в дворяне 30 января 1827 года - теперь они перестали быть самозванцами и могли на законных правах носить приставку "фон" и передавать ее детям. Ну а на самом деле спасался и утешался "братец Карл" в Берлине только одним - наконец-то он получил время и возможность много писать (хоть и в стол), каковою сразу и воспользовался...
no subject
Date: 2018-05-01 08:30 am (UTC)no subject
Date: 2018-05-01 05:22 pm (UTC)