Олифантериада: Песнь третья
Apr. 6th, 2022 04:57 pm![[personal profile]](https://www.dreamwidth.org/img/silk/identity/user.png){kind=small}
qebedoБлас Вальмаседа любил, когда его называли доном — как-никак, он учился в семинарии два года до того, как сбежал еще на первую войну с французами и стал драгуном. К тому же он был в чине альфереса — первом офицерском, в который его произвел лично генерал Хоакин Блейк прямо перед несчастливым днем сражения при Медина де Рио-Секо, и до сих пор носил желтый мундир, заслужив у подчиненных герильерос прозвище «дон Кенар» (в глаза его так называть не рисковали, хотя звали не в насмешку, а из-за обычного для всех драгун канареечного цвета униформы).
На данный момент, он же прохладный вечер после жаркого дня на венте (постоялом дворе) где-то у границы Галисии и Португалии, дон Блас распекал своего заместителя, Пако Пиментеля, за его вечное ворчание, что другие «кабос партидас» (главари партизанских отрядов) уже давно произвели сами себя в полковники и генералы, и их заместители стали майорами и полковниками, а он, Пако Пиментель, до сих пор носит нашивки саргенте (сержанта).
«Да кто ты такой, Пако Пиментель, и что о себе вообразил? Эмпесинадо и Хавьер Мина только капитаны, а ты хочешь стать майором? Святой Эрменегильдо и святая Капитолина! Может, для начала поколотим безбожников поосновательней, чем тогда, когда вас, лоботрясов, была дюжина, а их всего пятеро, и вы бежали так, что ваши сверкающие пятки было видно на десять лиг в округе? В нашей партиде всего 70 человек, едва на половину эскадрона наберется, а ты метишь сразу в заместители к генералу Ла Романе?»
Пако насупился и молчал, всем своим видом изображая оскорбленную невинность, не рискуя спорить с Вальмаседой, который за пустые пререкания мог и садануть подсвечником по голове, хотя в целом умел и любил слушать дельные советы. А Вальмаседа расправил привычным жестом лихо закрученные усы, почти сливавшиеся с густыми бакенбардами, и промочил горло из кувшина с местным вином — не таким, конечно, как в его родной Ла-Риохе, но что делать, если настали времена, когда в солнечной Испании всё перевернулось из-за этих французских шлюхиных детей вверх тормашками...
«Ладно, хватит глядеть на меня, как наваррский петух на арагонского индюка. Что там передал Студент от Каноника?»
Пако уставился в испещренный аккуратным почерком связного (на самом деле студента местной семинарии) листок с донесением от руководителя шпионской сети по кличке Каноник (настоящее его имя знал только сам Блас, да Маркесито Порльер, правая рука и племянник генерала Ла Романы). Чтение не было коньком Пиментеля, но он чувствовал, что если война продлится еще года два-три, он станет читать не хуже своего кузена-писаря.
«Пишет, что ладроны собрали отряд из трех батальонов — французский, два немецких, с пушками и кавалерией — и готовятся выйти куда-то на юг. Куда точно, неизвестно».
Вальмаседа почесал свой видавший виды затылок и усмехнулся:
«Тут и гадать нечего. Пойдут на Бланку-Негру. Это в наших краях единственный удобный путь в Португалию, не считая козьих троп да контрабандистских путей, по которым всё равно ни пушку, ни здорового коня не проведешь, разве что ослов».
«А чего они забыли у португов?»
«Эх, дубина, а еще в майоры лезешь! Наш доблестный, хоть и не очень-то умный генерал Куэста собирается отбить Мадрид у ладронов. Но без инглесов и их длинноносого командира — которого бы нам вместо Куэсты в командующие, хоть он и чёртов еретик! — ничего у него не выйдет. А инглисы не вылезут из Португалии, если увидят, что Ней хочет ударить их под брюхо».
«И что нам делать?»
«Перешли донесение Маркесито, а другого гонца отправь к инглесам, к тому ирландцу, с которым мы держим связь. Самим же нам, сдается мне, надо двинуть на Бланку-Негру, мы туда успеем пораньше ладронов, как бы живо они не перебирали своими гусиными лапками».
«Да что мы сможем против целой бригады?»
Вальмаседа внимательно посмотрел на своего заместителя и заговорил, начав с тона елейно-слащавого, постепенно переходя к грозно-саркастическому:
«Ежели будем выходить во чисто поле и строиться со знаменами, как дон Орландо у Ронсеваля, трубя в трубы и громыхая саблями, пиками и всеми прочими ржавыми тесаками, которые соберем тут, на венте — то да, пушки ладронов нас превратят в олью подриду раньше, чем ты чихнуть успеешь. А если пойдем по дороге, рассыпая за собой колючки — те самые, которые кузнец две недели ковал, хотя обещал за три дня управится, путаново отродье! — да взорвав пару бочонков пороха в самых узких местах, да разобрав тот мост в урочище, то и выиграем день-два, а то и все три».
«Два, три... Инглесы что, по воздуху прилетят так скоро?»
Дон Блас вздохнул, как всегда, когда задавал себе вопрос, почему святые Эрменегильдо и Капитолина не послали ему помощников поумнее этих галисийских олухов.
«Запомни, Пако, на случай, если меня, не приведи господь, сильно ранят или убьют — на войне, если не можешь выиграть бой, выигрывай время! И это не я тебе говорю, альферес Наваррского драгунского полка дон Блас Вальмаседа, это мне сказал сам полковник Аресаха, который теперь уже давно генерал и правая рука самого дона Хоакина Блейка! Хватит точить лясы — на рассвете выступаем, и пусть парни приготовят всё необходимое сейчас, потому что утром я того, кто не будет в седле при полной амуниции, поставлю в хвост колонны, и он будет пыль глотать до самого перевала!»
На данный момент, он же прохладный вечер после жаркого дня на венте (постоялом дворе) где-то у границы Галисии и Португалии, дон Блас распекал своего заместителя, Пако Пиментеля, за его вечное ворчание, что другие «кабос партидас» (главари партизанских отрядов) уже давно произвели сами себя в полковники и генералы, и их заместители стали майорами и полковниками, а он, Пако Пиментель, до сих пор носит нашивки саргенте (сержанта).
«Да кто ты такой, Пако Пиментель, и что о себе вообразил? Эмпесинадо и Хавьер Мина только капитаны, а ты хочешь стать майором? Святой Эрменегильдо и святая Капитолина! Может, для начала поколотим безбожников поосновательней, чем тогда, когда вас, лоботрясов, была дюжина, а их всего пятеро, и вы бежали так, что ваши сверкающие пятки было видно на десять лиг в округе? В нашей партиде всего 70 человек, едва на половину эскадрона наберется, а ты метишь сразу в заместители к генералу Ла Романе?»
Пако насупился и молчал, всем своим видом изображая оскорбленную невинность, не рискуя спорить с Вальмаседой, который за пустые пререкания мог и садануть подсвечником по голове, хотя в целом умел и любил слушать дельные советы. А Вальмаседа расправил привычным жестом лихо закрученные усы, почти сливавшиеся с густыми бакенбардами, и промочил горло из кувшина с местным вином — не таким, конечно, как в его родной Ла-Риохе, но что делать, если настали времена, когда в солнечной Испании всё перевернулось из-за этих французских шлюхиных детей вверх тормашками...
«Ладно, хватит глядеть на меня, как наваррский петух на арагонского индюка. Что там передал Студент от Каноника?»
Пако уставился в испещренный аккуратным почерком связного (на самом деле студента местной семинарии) листок с донесением от руководителя шпионской сети по кличке Каноник (настоящее его имя знал только сам Блас, да Маркесито Порльер, правая рука и племянник генерала Ла Романы). Чтение не было коньком Пиментеля, но он чувствовал, что если война продлится еще года два-три, он станет читать не хуже своего кузена-писаря.
«Пишет, что ладроны собрали отряд из трех батальонов — французский, два немецких, с пушками и кавалерией — и готовятся выйти куда-то на юг. Куда точно, неизвестно».
Вальмаседа почесал свой видавший виды затылок и усмехнулся:
«Тут и гадать нечего. Пойдут на Бланку-Негру. Это в наших краях единственный удобный путь в Португалию, не считая козьих троп да контрабандистских путей, по которым всё равно ни пушку, ни здорового коня не проведешь, разве что ослов».
«А чего они забыли у португов?»
«Эх, дубина, а еще в майоры лезешь! Наш доблестный, хоть и не очень-то умный генерал Куэста собирается отбить Мадрид у ладронов. Но без инглесов и их длинноносого командира — которого бы нам вместо Куэсты в командующие, хоть он и чёртов еретик! — ничего у него не выйдет. А инглисы не вылезут из Португалии, если увидят, что Ней хочет ударить их под брюхо».
«И что нам делать?»
«Перешли донесение Маркесито, а другого гонца отправь к инглесам, к тому ирландцу, с которым мы держим связь. Самим же нам, сдается мне, надо двинуть на Бланку-Негру, мы туда успеем пораньше ладронов, как бы живо они не перебирали своими гусиными лапками».
«Да что мы сможем против целой бригады?»
Вальмаседа внимательно посмотрел на своего заместителя и заговорил, начав с тона елейно-слащавого, постепенно переходя к грозно-саркастическому:
«Ежели будем выходить во чисто поле и строиться со знаменами, как дон Орландо у Ронсеваля, трубя в трубы и громыхая саблями, пиками и всеми прочими ржавыми тесаками, которые соберем тут, на венте — то да, пушки ладронов нас превратят в олью подриду раньше, чем ты чихнуть успеешь. А если пойдем по дороге, рассыпая за собой колючки — те самые, которые кузнец две недели ковал, хотя обещал за три дня управится, путаново отродье! — да взорвав пару бочонков пороха в самых узких местах, да разобрав тот мост в урочище, то и выиграем день-два, а то и все три».
«Два, три... Инглесы что, по воздуху прилетят так скоро?»
Дон Блас вздохнул, как всегда, когда задавал себе вопрос, почему святые Эрменегильдо и Капитолина не послали ему помощников поумнее этих галисийских олухов.
«Запомни, Пако, на случай, если меня, не приведи господь, сильно ранят или убьют — на войне, если не можешь выиграть бой, выигрывай время! И это не я тебе говорю, альферес Наваррского драгунского полка дон Блас Вальмаседа, это мне сказал сам полковник Аресаха, который теперь уже давно генерал и правая рука самого дона Хоакина Блейка! Хватит точить лясы — на рассвете выступаем, и пусть парни приготовят всё необходимое сейчас, потому что утром я того, кто не будет в седле при полной амуниции, поставлю в хвост колонны, и он будет пыль глотать до самого перевала!»
