Азия - Европа

"Песнь Амергина" - такая старая-старая кельтская штука, к которой я приделал буквально по несколько слов в каждой строчке. Что называется, актуализировал ("мне так каацца" (с)). Про остальное могу только посоветовать погуглить те имена, которые кажутся неизвестными... "Да, я такой... Меняться поздно!" (с)

НОВАЯ ПЕСНЬ АМЕРГИНА

Растворив дверь глянцевого лимузина
И нагрузив натуральной кожей ботинка
Теплый ровный асфальт,
Новый Амергин поет свою песню:
Я – ветер, гнущий пальцем на кнопке море людских голов,
я – очередная волна, качающая океан слухов,
я – рев тысяч покорных глоток,
я – бык, выигравший у медведя семь схваток,
я – гриф, первый у тела,
я – лишь капля росы в бочке уныния,
я – красноватый цветок с резким запахом,
я – свирепый вепрь, пожирающий чужие желуди,
я – лосось, разрезающий финансовые потоки,
я – чужое слово в зубах,
режущее снопы врагов.
Кто равняет с землей хрустальные замки?
Кто вводит новые смыслы?
Кто указывает путь национальным идеям?
Кто сзывает стада профанов на тучные нивы,
и кому эти стада улыбаются?
Кто двигает армии, сотворяет кумиров, острит лояльные клинки?
И о ком эта песнь – песнь звуков и смыслов?

ЧЖАМУХА

Двум орлам мало одной степи:
один обязан стать пылью у ног,
овцой в стаде и стрелой в колчане,
чтобы войти в песни уступчивых бардов
с неизменным эпитетом “верный”
и никогда не видеть лица бывшего друга,
а лишь сапоги покорителя Вселенной.
Однако всегда есть выбор для того,
кто привык прямо смотреть в глаза –
обнажить меч и сойтись в бою с тем,
кому уже недостаточно твоей дружбы,
а требуется твоя воля.
Это, кстати, единственный способ проверить,
кто из двоих настоящий хозяин мира.
Главное – не упустить тот миг,
когда все решают лишние дюймы клинка…

УЭСУГИ КЭНСИН И ТАКЭДА СИНГЭН
ИГРАЮТ В ШАХМАТЫ

Настоящий самурай всегда знает свое будущее:
он погибнет в бою, и ему отрежут голову.
А о том, чтобы это случилось,
позаботится его даймё –
в конце концов, только один
должен стать великим сёгуном.
Для даймё же будущее покрыто мраком
(ведь великим сёгуном может стать только один):
Имагава невдомек стеречься меча,
а Ода – мушкетной пули.
И только Уэсуги Кэнсин и Такэда Сингэн точно знают:
через два года они встретят друг друга
на поле Каванакадзима.
Ради этой встречи каждый тщательно начищает своих самураев,
изобретая хитроумные комбинации
и отливая мушкетные пули.
Сталкиваясь, великолепные армии
дарили им несколько минут наслаждения
интеллектом друг друга
и возможность воинам нарезать голов
для наследственного хвастовства
и ощущения пройденности своего пути.
А затем можно целых два года точить нагината, яри и но-тати
и воевать с Мори, Ода и Ходзё:
ведь истинное удовольствие – всегда хобби,
а не сама работа.
В конце концов, Кэнсин и Сингэн лишь играли в шахматы:
крестьяне пахали свои запруды,
горожане успешно пытались отобрать у них рис
в обмен на “блага цивилизации”,
монахи разменивали величие Будды
на тысячу мелких чудес,
а самураи…
Ведь настоящий самурай всегда знает свое будущее:
он погибнет в бою, и ему отрежут голову.