Entry tags:
Как про...ть Францию - 8
Три печеньки для Золушка
Вернувшись из Мюнхена в 1938 году, премьер-министр Франции Эдуар Далядье задумался о том, что делать дальше? В правительстве, как и во всей стране, было три группы людей, по-разному отвечавших на оный вопрос. Во-первых, фошиЗДы и им сочувствовавшие, не видевшие особого вреда в дружбе с херром Хитлером – даже если придется вливаться в «единый легион правильной тьмы в битве супротив богомерзского света». Ибо, в конце концов, и яврействующие английские свиньи, и яврействующие большевистские свиньи – какая честному французу разница, из кого делать колбасу? Правда, настоящие правые ультрас, типа Шарля Морраса и его «Аксьон Франсез» (антисемиты-погромщики-монархиЗДы, выросшие в атмосфере антинемецкой истерии 1871 – 1918 годов) испытывали «затруднение в ширинке» – потому что германская свинья французскому гусю тоже не особый товариСЧ (эта птица вообще была переборчивая, и кроме самой себя, ни с какими свиньями приятельствовать не желала). Но большинство «правых» не сильно по этому поводу пережОвЫвали.

Жорж-Этьен Бонне
«Олисестворял» таких в кабинете министров глава МИДа Жорж-Этьен Бонне, человек со внешностью крысы и примерно таким же внутренним содержанием. Он изо всех сил готовил подписание франко-германского соглашения о границах. Правда, и он смотрел на дружбу с «мсьё ИтлЕром» как на необходимое зло, и даже пробовал подложить небольшую свинью под союз Германии и Италии, отправив в Рим послом Андре Франсуа-Понсе, который начал копать под альянс, чтобы оторвать от него Муссолини (тщетно, ибо больше немцев дуче ненавидел только французов – вот с англичанами сепаратно он всегда был не против договориться, но против были они). Тем не менее, соглашение готовилось, и для его подписания в Париж собрался приехать глава немецкого МИДа Йоахим фон Риббентроп. Но тут случиласьпеченька пичалька – 7 ноября 17-летний еврей-мигрант Хершель (Херманн) Файбель Гриншпан, скрывавшийся во Франции от нацистов, узнал, что его семью насильно выслали в Польшу (Збоншинское выдворение – довольно мрачная история, о которой не будет рассказано, ибо кое-кто не голосовал за сериЯл про «Вайс»).
Он на последние грОши купил револьвер, пошел в германское посольство и пять раз выстрелил там в третьего секретаря Эрнста Эдуарда фом Рата, отчего тот скончался через два дня. Ирония вселенной состояла в том, что хотя фом Рат и состоял в СА и в НСДАП, он не был фанатом Хитлера по самой простой причине – фюрер ненавидел гомосексуалиЗДов, то есть и Эрнста Эдуарда (антисемитская пропаганда даже пыталась доказать, что они с Гриншпаном были любовниками и поссорились «на почве страсти»). Гестапо считало его «политически неблагонадежным» и «вело досье». Но как только стало известно о смерти дипломата от рук «яврейского убивца», честные немцы задохнулись от возмущения и пошли быть стеклы явреев, а если догонят, то и их самих – случилась Хрустальная ночь с 9 на 10 ноября 1938 года, ставшая поводом для начала «сисськи-масисського» преследования явреев в райхе. Во Франции тоже привычно завыла антисемитская пресса, но в целом лагушатнЕГи сочувственно отнеслись к «делу Гриншпана» – защищать его взялись лучшие адвокаты на деньги, собранные по подписке «среди элиты» (неяврейской – просто «дело ДрефЮса» никто исчо не забыл).

Хершель Гриншпан и Эрнст фом Рат
Так что приезд Риббентропа был «омрачен и отложен», но ненадолго – он приехал 6 декабря 1938 года. Далядье прогнулся до самого полу – на официальную встречу немца с кабинетом не позвали Луи Жоржа МандЕля (Ротшильда), министра колоний, и Жана Зая, министра народного образования, ибо явреи. Итогом визита стала декларация Бонне – Риббентропа о том, что Франция и Германия не имеют друг к другу никаких территориальных претензий, и аще «мирные бобрасоседи». Впрочем, оба «тонких дипломата» заигрались в тонкую дипломатию и оказались друг другом обмануты. Риббентроп, вернувшись в Берлин, говорил, что Боннэ «дал понять, что у Франции нет более интересов в Восточной Европе», хотя это было не так – сохранялись договоры с Чехословакией, Польшей и Румынией, да и вообще, по показаниям свидетелей переговоров, француз ничего такого не говорил. Бонне же, по словам Поля Рейно, убедился, будто «отныне германская политика будет направлена на борьбу с большевизмом. Райх дал понять о наличии у него стремления к экспансии в восточном направлении» (см. следующие серии…).
Вторая «группа товарищей» в правительстве и в обществе стояла на том, что раз войны не будет (Чемберлен и Далядье сказали!), то надо прекратить истерить и перестать выбрасывать денег на ветер, вооружаясь вооружениями. Их точку зрения выразил некий чиновник военного министерства, подавший Далядье (который держался исчо и за пОртфель министра обороны) предложение сократить военный бюджет на 5 % – ерунда для армии, но казна многоденеХ сэкономит. Премьер оказался настолько глуп (или это был с его стороны троллинг, чтобы «наглядно показать»), что обратился с этим предложением к лидеру третьих – «ястребов», считавших, что «мы не можем разобраться с Германией иначе, как с помощью силы». Начальник генерального штаба армии МорИс Гамелен буквально взвился – он потребовал от своих главных помощников, начальника штаба ВВС генерала военно-воздушных сил (женераль д’арме аэрьен) Жозефа Вюй[е]мана и начальника штаба ВМФ адмирала флота Жана Луи Ксавье Франсуа Дарлана, подготовить «обоснования расходов».

Жозеф Вюйман и Жан Дарлан
Подчиненные начальника поняли и предоставили каждый по докладу о том, какой окулион денег ВВС и флот НЕ получают, из-за чего немцы буквально завтра войдут в Париж. Чувство меры подвело вояк – Вюйман заявил, что у него только 500 готовых к бою самолетов, а у райхсмаршала Херманна Вильхельма Гёринга в люфтваффе аж 5 000 (когда в 1939 году дошло до войны, оказалось, что у немцев в два раза меньше, а у союзников, правда, с английскими самолетами – в восемь раз больше). Дарлан настаивал, что надо «напюливать на всякие Центральные и Восточные Ойропы», чтобы срочно готовиться к обороне побережья, «иначе борщ». С этими «паническими атаками» Гамелен явился к премьер-министру, сунул их ему под нос и от себя добавил, что в армии «тоже не всё здОрово». «Так шта» надо не сокращать военный бюджет, а увеличивать – так-то в разы, но по факту «насколько возможно». Ппц, подумал Далядье, а исчо (вероятнее всего) – ну почему именно тогда, когда он заполучил в свои руки власть над Францией, Франция вдруг оказалась в такой жопе?..
Вернувшись из Мюнхена в 1938 году, премьер-министр Франции Эдуар Далядье задумался о том, что делать дальше? В правительстве, как и во всей стране, было три группы людей, по-разному отвечавших на оный вопрос. Во-первых, фошиЗДы и им сочувствовавшие, не видевшие особого вреда в дружбе с херром Хитлером – даже если придется вливаться в «единый легион правильной тьмы в битве супротив богомерзского света». Ибо, в конце концов, и яврействующие английские свиньи, и яврействующие большевистские свиньи – какая честному французу разница, из кого делать колбасу? Правда, настоящие правые ультрас, типа Шарля Морраса и его «Аксьон Франсез» (антисемиты-погромщики-монархиЗДы, выросшие в атмосфере антинемецкой истерии 1871 – 1918 годов) испытывали «затруднение в ширинке» – потому что германская свинья французскому гусю тоже не особый товариСЧ (эта птица вообще была переборчивая, и кроме самой себя, ни с какими свиньями приятельствовать не желала). Но большинство «правых» не сильно по этому поводу пережОвЫвали.

Жорж-Этьен Бонне
«Олисестворял» таких в кабинете министров глава МИДа Жорж-Этьен Бонне, человек со внешностью крысы и примерно таким же внутренним содержанием. Он изо всех сил готовил подписание франко-германского соглашения о границах. Правда, и он смотрел на дружбу с «мсьё ИтлЕром» как на необходимое зло, и даже пробовал подложить небольшую свинью под союз Германии и Италии, отправив в Рим послом Андре Франсуа-Понсе, который начал копать под альянс, чтобы оторвать от него Муссолини (тщетно, ибо больше немцев дуче ненавидел только французов – вот с англичанами сепаратно он всегда был не против договориться, но против были они). Тем не менее, соглашение готовилось, и для его подписания в Париж собрался приехать глава немецкого МИДа Йоахим фон Риббентроп. Но тут случилась
Он на последние грОши купил револьвер, пошел в германское посольство и пять раз выстрелил там в третьего секретаря Эрнста Эдуарда фом Рата, отчего тот скончался через два дня. Ирония вселенной состояла в том, что хотя фом Рат и состоял в СА и в НСДАП, он не был фанатом Хитлера по самой простой причине – фюрер ненавидел гомосексуалиЗДов, то есть и Эрнста Эдуарда (антисемитская пропаганда даже пыталась доказать, что они с Гриншпаном были любовниками и поссорились «на почве страсти»). Гестапо считало его «политически неблагонадежным» и «вело досье». Но как только стало известно о смерти дипломата от рук «яврейского убивца», честные немцы задохнулись от возмущения и пошли быть стеклы явреев, а если догонят, то и их самих – случилась Хрустальная ночь с 9 на 10 ноября 1938 года, ставшая поводом для начала «сисськи-масисського» преследования явреев в райхе. Во Франции тоже привычно завыла антисемитская пресса, но в целом лагушатнЕГи сочувственно отнеслись к «делу Гриншпана» – защищать его взялись лучшие адвокаты на деньги, собранные по подписке «среди элиты» (неяврейской – просто «дело ДрефЮса» никто исчо не забыл).


Хершель Гриншпан и Эрнст фом Рат
Так что приезд Риббентропа был «омрачен и отложен», но ненадолго – он приехал 6 декабря 1938 года. Далядье прогнулся до самого полу – на официальную встречу немца с кабинетом не позвали Луи Жоржа МандЕля (Ротшильда), министра колоний, и Жана Зая, министра народного образования, ибо явреи. Итогом визита стала декларация Бонне – Риббентропа о том, что Франция и Германия не имеют друг к другу никаких территориальных претензий, и аще «мирные бобрасоседи». Впрочем, оба «тонких дипломата» заигрались в тонкую дипломатию и оказались друг другом обмануты. Риббентроп, вернувшись в Берлин, говорил, что Боннэ «дал понять, что у Франции нет более интересов в Восточной Европе», хотя это было не так – сохранялись договоры с Чехословакией, Польшей и Румынией, да и вообще, по показаниям свидетелей переговоров, француз ничего такого не говорил. Бонне же, по словам Поля Рейно, убедился, будто «отныне германская политика будет направлена на борьбу с большевизмом. Райх дал понять о наличии у него стремления к экспансии в восточном направлении» (см. следующие серии…).
Вторая «группа товарищей» в правительстве и в обществе стояла на том, что раз войны не будет (Чемберлен и Далядье сказали!), то надо прекратить истерить и перестать выбрасывать денег на ветер, вооружаясь вооружениями. Их точку зрения выразил некий чиновник военного министерства, подавший Далядье (который держался исчо и за пОртфель министра обороны) предложение сократить военный бюджет на 5 % – ерунда для армии, но казна многоденеХ сэкономит. Премьер оказался настолько глуп (или это был с его стороны троллинг, чтобы «наглядно показать»), что обратился с этим предложением к лидеру третьих – «ястребов», считавших, что «мы не можем разобраться с Германией иначе, как с помощью силы». Начальник генерального штаба армии МорИс Гамелен буквально взвился – он потребовал от своих главных помощников, начальника штаба ВВС генерала военно-воздушных сил (женераль д’арме аэрьен) Жозефа Вюй[е]мана и начальника штаба ВМФ адмирала флота Жана Луи Ксавье Франсуа Дарлана, подготовить «обоснования расходов».


Жозеф Вюйман и Жан Дарлан
Подчиненные начальника поняли и предоставили каждый по докладу о том, какой окулион денег ВВС и флот НЕ получают, из-за чего немцы буквально завтра войдут в Париж. Чувство меры подвело вояк – Вюйман заявил, что у него только 500 готовых к бою самолетов, а у райхсмаршала Херманна Вильхельма Гёринга в люфтваффе аж 5 000 (когда в 1939 году дошло до войны, оказалось, что у немцев в два раза меньше, а у союзников, правда, с английскими самолетами – в восемь раз больше). Дарлан настаивал, что надо «напюливать на всякие Центральные и Восточные Ойропы», чтобы срочно готовиться к обороне побережья, «иначе борщ». С этими «паническими атаками» Гамелен явился к премьер-министру, сунул их ему под нос и от себя добавил, что в армии «тоже не всё здОрово». «Так шта» надо не сокращать военный бюджет, а увеличивать – так-то в разы, но по факту «насколько возможно». Ппц, подумал Далядье, а исчо (вероятнее всего) – ну почему именно тогда, когда он заполучил в свои руки власть над Францией, Франция вдруг оказалась в такой жопе?..