![[personal profile]](https://www.dreamwidth.org/img/silk/identity/user.png){kind=small}
Entry tags:
Сто дней позора - 7
Действующие лица и исполнители
Уместно будет, ИМХО, сделать стоп-кадр и обрисовать "облико специале и морале" тех людей, кто вот-вот "в жестокой схватке в центре земли сойдется стотыщ на стотыщ". Ибо военные историки обычно весьма неохотно пишут о том, что за люди водили их любимые полчища "из пункта А в пункт Б" - по крайней мере, встретить характеристику Веллингтона или Блюхера не из двух предложений (некоторые "корифаны отечествоенной макулатуры", на Е начинаются, на ЛЕ кончаются, вообще зажигали фразочками "не был военным гением"...) в сочинениях о кампании 1815 года весьма проблематично. Видимо, мэтры боятся обвинений в предвзятости, что неизбежно при высказывании личного мнения, хотя бы и на основе изучения фактуры - ну так я не мэтр, мне пофигу... И да, по понятным причинам (слишком объемный был бы труд, достойный нехилого отдельного сериЯла) некий толстый карлик в этот обзор не попадет.
Одна из самых известных карикатур на Веллингтона (кликабельно)
На самом деле, очертить сэра Артура Уэлсли, герцога Веллингтона, "в двух абзацах" - тоже тот еще непосильный труд. Но жаждущих подробностЕВ я могу отослать аж к трем собственным же сериЯлам - "Все сражения Железного герцога", "Стальные когти Железного герцога" и "After Waterloo". Тут же достаточно повторить несколько общих фраз. Отличительная черта Веллингтона-полководца - ненависть к случайностям и тотальная война с оными путем тщательнейших просчетов всех возможных вариантов, плюс разработка "варианта Z" на всякий пожарный случай. Естественно, ни один человек в мире не застрахован от случайностей, даже гиперманьяк мегаконтроля - но когда одна-единственая замученная случайность (большему их числу тупо не удавалось прорваться сквозь его планы) таки нарисовывалось, мощнейший аналитический ум включал еще одно свое супероружие - моментальную реакцию, с помощью которой в рукаве находился нужный туз (на Пиренеях, кстати, это несколько раз был 88-й пехотный полк, ака Коннахтские рейнджеры - так получалось...) для выигрыша всей партии.
Что самое печальное для Аполиона - его соперник был хорош не только как тактик (ампиратор в этом и сам был достаточно силен), но и как стратег (а вот с этим у Бони всегда был апож разной степени широты). Единственный раз в жизни он позволил себе увлечься "журавлями в небе" - рванувшись из Мадрида под Бургос в 1812 году - но после отрезвляющего душа (кстати, стоившего британской армии всё-таки несравнимо менее дорого, чем кампания того же года французам) более себе "увлекаться перЕспективами" никогда не позволял. Главной же бедой его в 1815 году стало отсутствие достойных подчиненных, на которых можно было опереться - вторым по команде генералом армии (в случае смерти герцога принимавшим руководство) был его семейный враг Хенри Паджет (отбивший жену у Хенри Уэлсли, младшего брата Веллингтона), которого сэр Артур демонстративно третировал (см. анекдот про "ваши планы на завтра") и даже не пытался с ним как-то сотрудничать. Одним корпусом командовал молодой и неопытный "политический" юнец, нидерландский наследный принц Виллем Фредерик Георг Лодевейк ван Оранье (именно он наделает бОльшую часть роковых ошибок союзников в эту кампанию), другим - наконец-то компетентный боевой генерал и друг Роуланд Хилл, но даже резерв Веллингтон не рискнул доверить никому, оставив под личной командой. Ни Томаса Грэма, ни Уильяма Бересфорда, хоть иногда замещавших Веллингтона в Испании, во Фландрии в 1815 году не было...
Принц Виллем ван Оранье
В отличие от своего британского коллеги, генерал-фельдмаршал фон Блюхер обладал всего одной извилиной головного мозга (как иначе можно было приятельствовать с "всея российския армия бутылкодуем" Матвеем Платовым и жбанить с ним алкоголь до посинения?), но вела его она всегда в одном направлении - вперед, на врага (за что он и получил свое прозвище Фельдмаршал Вперед). Блюхер был классическим бульдогом (что характерно - в Германии таких пород собак всё-таки нету), которого можно было оторвать и отбросить в сторону только с куском мяса в зубах, но он тут же вставал, отряхивался и кидался на врага снова - и в течении кампании 1815 года он опять повторит этот свой трюк, причем буквально... Ну и, конечно, он был кумиром простых солдат, умея вызвывать в их душах патриотический подъем и героическое воодушевление.
Дополнением к прусскому командующему в тех местах, которых у него попросту не было, стал его начальник штаба - Аугуст фон Гнайзенау. Он считался ученейшим и умнейшим офицером прусской армии, да, пожалуй, таковым и был - идеальным человеком для штабной работы. Правда, насчет его способности командовать кем-то самостоятельно и принимать ответственные жесткие решения "не всё так просто" - в своей военной карьере на высших должностях он послужил уже после того, как война закончилась. (А во время кампании 1815 года мы еще увидим, какие советы он давал, и куда они в итоге едва не завели прусскую армию...) Даже его лучший друг Карл фон Клаузевиц "в глубине души" никогда не сомневался, что их общий учитель (и снова друг) Герхард Йоханн Давид фон Шарнхорст был "более лучшим вариантом", ибо сочетал огромную эрудицию с умением ладить с людьми и командовать ими - но увы, он умер в 1813 году от раны, полученной в сражении при Лютцене, и с тех пор пруссакам приходилась пользоваться таким удивительным тандемом, как Блюхер и Гнайзенау.
Сульт как лицо бренда... американских сигарет
Вторые лица французской армии - это три состоявших при главной квартире маршала, Сульт, Нэ и Груши. Жан-де-Дьё (это его имя - в честь Жуана Божьего [Человека], известного португальского католического святого) Сульт считался (да пожалуй что и был) лучшим во французской армии специалистом по англичанам и Веллингтону, биясь с ними грудью о груди на Пиренеях с 1809 по 1814 год. Беда лишь в том (чего никак не хотят признавать до сих пор бонапартиЗДы), что ему так ни разу и не удалось их победить - ни Веллингтона (многократно), ни даже Бересфорда (при Альбуэре). Так что он скорее был той пуганой вороной, которая куста боится - как и другие "испанские" генералы, напортачившие в сражении у Катр-Бра и Ватерлоо именно из-за своего великого страха перед "годдонами". Что же до способностей Сульта к штабной работе - ведь он занял именно место начальника штаба армии - то всякий, пишущий о кампании 1815 года, дежурно подвергает их громким сомнениям, впрочем, основывающимся скорее на мелких ошибках, чем на серьезных просчетах...
Мишель Нэ был "всемирноизвестным" храбрецом и "Рыжим Львом французской армии". Он умел зажигать солдат и выкрикивать исторические фразы ("я - арьергард Великой армии, я маршал Нэ!"), и даже, наверное, был неплохим тактиком, особенно в арьергардных боях, ибо там часто требовались стойкость и отвага, которыми маршал был наделен в избытке. Но увы - особой изощренностью его "системы" не блистали, сводясь к отчаянному натиску и повторению атак в выбранное место. К тому же в 1815 году его терзал комплекс вины - в случае поражения ждать особых милостей от преданных им Бурбонов не стоило, потому отчаяние приговоренного к смерти захлестывало эту слишком эмоциональную и, на самом деле, постоянно колеблющуюся и мятущуюся натуру. Что же касается Эмманюэля де Груши, то, наверное, ампиратор произвел его в маршалы 15 апреля 1815 года только затем, чтобы было кому командовать кавалерией (ну и чтобы маршалов "за него" стало на одного побольше) - настолько бесцветным командиром тот был, хотя и имел репутацию честнейшего и исполнительнейшего генерала, храброго и "знающего службу". Ну в самом деле - не Мюра же было ставить на кавалерию?..
Жоашен Мюра с французской армией в 1815 году не случился...
Именно что о тех, "кого не взяли" - многие любят критиковать Аполиона за то, что Жоашен (это традиционное для XIX века произношение, а в современном французском сие имя звучит как ЖоакИм) Мюра не командовал кавалерией при Ватерлоо. Есть даже слова "кагбе самого" ампиратора (квакнутые на острове св. Елены) про то, что "...он мог принести нам победу. Нам очень не хватало его в некоторые моменты того дня. Прорвать три или четыре английских каре, - Мюрат был создан для этого; не было более решительного, бесстрашного и блестящего кавалерийского начальника". Однако же в 1815 году, после того, как его зять продул войну и перестал быть королем Неаполя Иоахимом Наполеоном, шурин был так зол, что приказал неудачнику оставаться в Тулоне и носу в остальную Францию не казать. Ибо беглый монарх был не просто бесполезен - он стал проблемой в свете неизбежных переговоров с австрийцами, которых Аполион мечтал-таки отколоть от коалиции. И вообще - Мюра распространял "дух унылого поражения", к тому же был "предателем, воткнувшим нож в спину" в 1813 году. Что же до его якобы способностей, которые "могли пригодиться" - сие еще большой вопрос, сделал ли бы он больше, чем Нэ.
Другой "роковой невзянец" - Даву (д'Аву). Есть (и не только в России) многочисленная секта "Свидетелей Луи Николя", которые считают лысого очкарика с вечно грязными ногтями и сапогами (никто не мог понять, где маршал находит для них грязь каждый день?) "самым великим полководцем эпохи после СамогО". И "вот если бы он у Ватерлоо!..." Зиждутся сии религиозные воззрения исключительно на итогах сражения у Ауэрштедта в 1806 году, где комбинация счастливого случая, способностей трех дивизионных генералов и бездарности врага увенчала "лысочкарика" не очень заслуженными лаврами. Других громких самостоятельных побед за ним не числится - только поражение (вопреки мантрам о "самом непобедимом маршале") у Вязьмы в 1812 году. К тому же Александр Чернышов, бывший до 1812 года военным атташе в Париже, охарактеризовал "железного маршала" (еще одно незаслуженное прозвище), в числе прочих, на кого давал характеристики, как... труса ("не обнаруживает особой храбрости под огнем неприятеля"). И это, кстати, особым секретом не было - о том же пишет, например, и Лора Жюно, жена одного из близких соратников Аполиона.
Зато у Даву была масса иных достоинств (за что Аполион его и продвигал постоянно) - собачья верность, готовность "выслеживать и стучать", палочный педантизм и системность, неподкупность и суровость, доходящая до жестокости. В общем, на поле боя он был бы "одним из многих", а вот в Париже - самым крепким тылом, особенно на посту военного министра, каковой и занимал в 1815 году... Так что никаких таких особых "неиспользованных джокеров" и "козырей в рукаве" у Аполиона не было - надо было играть теми картами, которые он сам себе сдал (ну а кто еще его "приковал к этим галерам" в 1815 году?).
Уместно будет, ИМХО, сделать стоп-кадр и обрисовать "облико специале и морале" тех людей, кто вот-вот "в жестокой схватке в центре земли сойдется стотыщ на стотыщ". Ибо военные историки обычно весьма неохотно пишут о том, что за люди водили их любимые полчища "из пункта А в пункт Б" - по крайней мере, встретить характеристику Веллингтона или Блюхера не из двух предложений (некоторые "корифаны отечествоенной макулатуры", на Е начинаются, на ЛЕ кончаются, вообще зажигали фразочками "не был военным гением"...) в сочинениях о кампании 1815 года весьма проблематично. Видимо, мэтры боятся обвинений в предвзятости, что неизбежно при высказывании личного мнения, хотя бы и на основе изучения фактуры - ну так я не мэтр, мне пофигу... И да, по понятным причинам (слишком объемный был бы труд, достойный нехилого отдельного сериЯла) некий толстый карлик в этот обзор не попадет.
Одна из самых известных карикатур на Веллингтона (кликабельно)
На самом деле, очертить сэра Артура Уэлсли, герцога Веллингтона, "в двух абзацах" - тоже тот еще непосильный труд. Но жаждущих подробностЕВ я могу отослать аж к трем собственным же сериЯлам - "Все сражения Железного герцога", "Стальные когти Железного герцога" и "After Waterloo". Тут же достаточно повторить несколько общих фраз. Отличительная черта Веллингтона-полководца - ненависть к случайностям и тотальная война с оными путем тщательнейших просчетов всех возможных вариантов, плюс разработка "варианта Z" на всякий пожарный случай. Естественно, ни один человек в мире не застрахован от случайностей, даже гиперманьяк мегаконтроля - но когда одна-единственая замученная случайность (большему их числу тупо не удавалось прорваться сквозь его планы) таки нарисовывалось, мощнейший аналитический ум включал еще одно свое супероружие - моментальную реакцию, с помощью которой в рукаве находился нужный туз (на Пиренеях, кстати, это несколько раз был 88-й пехотный полк, ака Коннахтские рейнджеры - так получалось...) для выигрыша всей партии.
Что самое печальное для Аполиона - его соперник был хорош не только как тактик (ампиратор в этом и сам был достаточно силен), но и как стратег (а вот с этим у Бони всегда был апож разной степени широты). Единственный раз в жизни он позволил себе увлечься "журавлями в небе" - рванувшись из Мадрида под Бургос в 1812 году - но после отрезвляющего душа (кстати, стоившего британской армии всё-таки несравнимо менее дорого, чем кампания того же года французам) более себе "увлекаться перЕспективами" никогда не позволял. Главной же бедой его в 1815 году стало отсутствие достойных подчиненных, на которых можно было опереться - вторым по команде генералом армии (в случае смерти герцога принимавшим руководство) был его семейный враг Хенри Паджет (отбивший жену у Хенри Уэлсли, младшего брата Веллингтона), которого сэр Артур демонстративно третировал (см. анекдот про "ваши планы на завтра") и даже не пытался с ним как-то сотрудничать. Одним корпусом командовал молодой и неопытный "политический" юнец, нидерландский наследный принц Виллем Фредерик Георг Лодевейк ван Оранье (именно он наделает бОльшую часть роковых ошибок союзников в эту кампанию), другим - наконец-то компетентный боевой генерал и друг Роуланд Хилл, но даже резерв Веллингтон не рискнул доверить никому, оставив под личной командой. Ни Томаса Грэма, ни Уильяма Бересфорда, хоть иногда замещавших Веллингтона в Испании, во Фландрии в 1815 году не было...
Принц Виллем ван Оранье
В отличие от своего британского коллеги, генерал-фельдмаршал фон Блюхер обладал всего одной извилиной головного мозга (как иначе можно было приятельствовать с "всея российския армия бутылкодуем" Матвеем Платовым и жбанить с ним алкоголь до посинения?), но вела его она всегда в одном направлении - вперед, на врага (за что он и получил свое прозвище Фельдмаршал Вперед). Блюхер был классическим бульдогом (что характерно - в Германии таких пород собак всё-таки нету), которого можно было оторвать и отбросить в сторону только с куском мяса в зубах, но он тут же вставал, отряхивался и кидался на врага снова - и в течении кампании 1815 года он опять повторит этот свой трюк, причем буквально... Ну и, конечно, он был кумиром простых солдат, умея вызвывать в их душах патриотический подъем и героическое воодушевление.
Дополнением к прусскому командующему в тех местах, которых у него попросту не было, стал его начальник штаба - Аугуст фон Гнайзенау. Он считался ученейшим и умнейшим офицером прусской армии, да, пожалуй, таковым и был - идеальным человеком для штабной работы. Правда, насчет его способности командовать кем-то самостоятельно и принимать ответственные жесткие решения "не всё так просто" - в своей военной карьере на высших должностях он послужил уже после того, как война закончилась. (А во время кампании 1815 года мы еще увидим, какие советы он давал, и куда они в итоге едва не завели прусскую армию...) Даже его лучший друг Карл фон Клаузевиц "в глубине души" никогда не сомневался, что их общий учитель (и снова друг) Герхард Йоханн Давид фон Шарнхорст был "более лучшим вариантом", ибо сочетал огромную эрудицию с умением ладить с людьми и командовать ими - но увы, он умер в 1813 году от раны, полученной в сражении при Лютцене, и с тех пор пруссакам приходилась пользоваться таким удивительным тандемом, как Блюхер и Гнайзенау.
Сульт как лицо бренда... американских сигарет
Вторые лица французской армии - это три состоявших при главной квартире маршала, Сульт, Нэ и Груши. Жан-де-Дьё (это его имя - в честь Жуана Божьего [Человека], известного португальского католического святого) Сульт считался (да пожалуй что и был) лучшим во французской армии специалистом по англичанам и Веллингтону, биясь с ними грудью о груди на Пиренеях с 1809 по 1814 год. Беда лишь в том (чего никак не хотят признавать до сих пор бонапартиЗДы), что ему так ни разу и не удалось их победить - ни Веллингтона (многократно), ни даже Бересфорда (при Альбуэре). Так что он скорее был той пуганой вороной, которая куста боится - как и другие "испанские" генералы, напортачившие в сражении у Катр-Бра и Ватерлоо именно из-за своего великого страха перед "годдонами". Что же до способностей Сульта к штабной работе - ведь он занял именно место начальника штаба армии - то всякий, пишущий о кампании 1815 года, дежурно подвергает их громким сомнениям, впрочем, основывающимся скорее на мелких ошибках, чем на серьезных просчетах...
Мишель Нэ был "всемирноизвестным" храбрецом и "Рыжим Львом французской армии". Он умел зажигать солдат и выкрикивать исторические фразы ("я - арьергард Великой армии, я маршал Нэ!"), и даже, наверное, был неплохим тактиком, особенно в арьергардных боях, ибо там часто требовались стойкость и отвага, которыми маршал был наделен в избытке. Но увы - особой изощренностью его "системы" не блистали, сводясь к отчаянному натиску и повторению атак в выбранное место. К тому же в 1815 году его терзал комплекс вины - в случае поражения ждать особых милостей от преданных им Бурбонов не стоило, потому отчаяние приговоренного к смерти захлестывало эту слишком эмоциональную и, на самом деле, постоянно колеблющуюся и мятущуюся натуру. Что же касается Эмманюэля де Груши, то, наверное, ампиратор произвел его в маршалы 15 апреля 1815 года только затем, чтобы было кому командовать кавалерией (ну и чтобы маршалов "за него" стало на одного побольше) - настолько бесцветным командиром тот был, хотя и имел репутацию честнейшего и исполнительнейшего генерала, храброго и "знающего службу". Ну в самом деле - не Мюра же было ставить на кавалерию?..
Жоашен Мюра с французской армией в 1815 году не случился...
Именно что о тех, "кого не взяли" - многие любят критиковать Аполиона за то, что Жоашен (это традиционное для XIX века произношение, а в современном французском сие имя звучит как ЖоакИм) Мюра не командовал кавалерией при Ватерлоо. Есть даже слова "кагбе самого" ампиратора (квакнутые на острове св. Елены) про то, что "...он мог принести нам победу. Нам очень не хватало его в некоторые моменты того дня. Прорвать три или четыре английских каре, - Мюрат был создан для этого; не было более решительного, бесстрашного и блестящего кавалерийского начальника". Однако же в 1815 году, после того, как его зять продул войну и перестал быть королем Неаполя Иоахимом Наполеоном, шурин был так зол, что приказал неудачнику оставаться в Тулоне и носу в остальную Францию не казать. Ибо беглый монарх был не просто бесполезен - он стал проблемой в свете неизбежных переговоров с австрийцами, которых Аполион мечтал-таки отколоть от коалиции. И вообще - Мюра распространял "дух унылого поражения", к тому же был "предателем, воткнувшим нож в спину" в 1813 году. Что же до его якобы способностей, которые "могли пригодиться" - сие еще большой вопрос, сделал ли бы он больше, чем Нэ.
Другой "роковой невзянец" - Даву (д'Аву). Есть (и не только в России) многочисленная секта "Свидетелей Луи Николя", которые считают лысого очкарика с вечно грязными ногтями и сапогами (никто не мог понять, где маршал находит для них грязь каждый день?) "самым великим полководцем эпохи после СамогО". И "вот если бы он у Ватерлоо!..." Зиждутся сии религиозные воззрения исключительно на итогах сражения у Ауэрштедта в 1806 году, где комбинация счастливого случая, способностей трех дивизионных генералов и бездарности врага увенчала "лысочкарика" не очень заслуженными лаврами. Других громких самостоятельных побед за ним не числится - только поражение (вопреки мантрам о "самом непобедимом маршале") у Вязьмы в 1812 году. К тому же Александр Чернышов, бывший до 1812 года военным атташе в Париже, охарактеризовал "железного маршала" (еще одно незаслуженное прозвище), в числе прочих, на кого давал характеристики, как... труса ("не обнаруживает особой храбрости под огнем неприятеля"). И это, кстати, особым секретом не было - о том же пишет, например, и Лора Жюно, жена одного из близких соратников Аполиона.
Зато у Даву была масса иных достоинств (за что Аполион его и продвигал постоянно) - собачья верность, готовность "выслеживать и стучать", палочный педантизм и системность, неподкупность и суровость, доходящая до жестокости. В общем, на поле боя он был бы "одним из многих", а вот в Париже - самым крепким тылом, особенно на посту военного министра, каковой и занимал в 1815 году... Так что никаких таких особых "неиспользованных джокеров" и "козырей в рукаве" у Аполиона не было - надо было играть теми картами, которые он сам себе сдал (ну а кто еще его "приковал к этим галерам" в 1815 году?).